У нас корочки остепененного научного мужа еще имеют спрос на рынке, а репутации идут по бросовым ценам, замечает Юрий Богомолов.
«Порок лицемерия с государственной точки зрения представляется одним из самых опасных по своим последствиям».
Мольер
Автор «Тартюфа» знал, что говорил. Но он говорил о вреде порока, который проявляет себя в основном в межличностных отношениях. Интересно, чтобы он сказал, столкнувшись с ним на уровне межгосударственных отношений. Я имею в виду те надуманные предлоги, по которым одни страны начинают войны с другими странами.
Исключим такую щекотливую сферу, как дипломатия. Тут притворство в порядке вещей: двойные стандарты, работа разведчиков под дипломатическим прикрытием, демагогическая риторика ответственных госчиновников в интересах государства…
Поговорим о внутриполитическом лицемерии. Оно разъедает общественную мораль не менее эффективно, чем это делает коррупция.
***
В советскую пору оно въедалось в сознание граждан с младых ногтей.
Пример из моего социалистического детства. Лето я проводил под Сестрорецком в одном из многочисленных пионерлагерей. Они все представляли собой уважающие себя организации. Я набирался сил и здоровья в лагере от очень солидного военно-инженерного учреждения — отец мой в нем служил. Меж лагерями раз в сезон проводились амбициозные пионерские спартакиады. Именно в эту пору в рядах нашей команды объявлялись великовозрастные пионеры из специализированных спортивных школ с разрядами и кандидатскими баллами в мастера. Они приезжали к нам с поддельными путевками и фальсифицированными метриками. И все наши доморощенные юные спортсмены это знали. Нам объясняли, что новички будут защищать нашу честь.
Я этот свой маленький, почти забытый опыт спасения моей чести посредством бесчестья вспомнил, когда наши главные телеканалы рапортовали о победах российских студентов на спортивных аренах славного города Казани.
***
Честно говоря, я бы и не стал вникать в эту нечаянную «рифму», если бы не наткнулся на вот такой пассаж в интервью известной теннисистки Анны Дмитриевой: «Мне кажется, что желание сделать приятное всем оборачивается против спорта, и пример тому — универсиада. Не только потому, что мы выставили олимпийскую сборную против студентов, которые приехали соревноваться с равными себе, а мы лишили их возможности бороться за победу. Мы отправляли нашу сборную в Казань, обманывая ее. Мы говорили им, что медали, которые они там выиграют, — значимые. Но спортсмены же взрослые люди! И они видели, против кого соревновались. И вообще, кого мы хотели обмануть? Все прекрасно понимают реальную расстановку сил в спорте».
Конечно, все прекрасно понимают реальную расстановку сил в спорте, кроме тех, кто обманываться рады. Как рады были мы обманываться в 1980 в пору Московской Олимпиады, когда выигрывали медали высокого достоинства в отсутствие основных конкурентов — спортсменов из США.
В СССР государственно-общественное лицемерие со временем стало настолько привычным фоном реальной жизни, что оно и не замечалось. Оно безжалостно раздваивало наше сознание и столь же категорично стирало границу между его обеими половинками. В годы пика Большого террора мы без зазрения совести распевали: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», который по Земле проходит как хозяин.
Приписки в сельском хозяйстве и в промышленном производстве стали обиходной нормой на всех уровнях административно-командной пирамиды. Завышенные цифры проката отечественных фильмов и заниженные результаты импортных картин спасали честь советского кинематографа.
Ко всему прочему надо прибавить насквозь лицемерную идеологию, безуспешно латавшую дыры в советской действительности и обещавшую райскую жизнь на Земле в обозримом будущем.
Усилиями громадного количества талантливых мифотворцев было создано гигантское троллево зеркало. Сначала оно пошло трещинами, а затем и вовсе раскололось, рассыпалось… Ветер перемен понес их крупицы и осколки в народные массы, в зрачках которых они и осели. Боюсь, что забрались и к нам в гены.
Лицемерие перестало быть только делом государственных и общественных организаций; оно стало частным делом, самый наглядный пример которого — производство и потребление научных диссертаций. Фальшивых ученых ловят с поличным и пытаются их пригвоздить к позорному столбу. Да вот в чем незадача: не стало больше позорных столбов. Пригвождать некуда.
Какого-то регионального чиновника, кажется, из Томска, журналисты уличили в плагиате и попросили прокомментировать. Он отказался. Ему пригрозили обнародовать факт. Он посмеялся.
Лицемерие, надо признать, в природе всякого государства. Просто в старых демократиях оно считается неприличным, и любое его проявление, ставшее достоянием гласности, может привести (и часто приводит) к потере лица не только функционера, но и ведомства, и самого государства. Тогда следуют извинения, покаяния и отставки.
У нас лицемерие — тоже порок, но не существенный. А в большинстве случаев — естественный. Это во всяких франциях и в германиях пойманный вор чувствует потребность поскорее отправиться в отставку. А у нас это необязательно.
У нас корочки остепененного научного мужа еще имеют спрос на рынке, а репутации идут по бросовым ценам. То есть не имеют цены.
Вот, пожалуй, одно из тех опасных последствий того порока, о котором написал Мольер не одну пьесу.
И вот почему очередным импульсом к всплеску протестных настроений стала не политика и не социалка, и не межнационалка, и не иные столь же острые коллизии общественной жизни; импульсом стало лицемерие судебной власти.
Тренд все тот же: не политика, а этика является горючим и даже взрывным материалом в нашей общественной жизни.
Яснее прочих высказался на сей счет известный театральный режиссер Кама Гинкас:
«Я (и не только я) хожу на митинги не для конкретных политических целей, в отсутствии которых нас обвиняют. Мы это делаем для себя. Чтобы чувствовать себя человеками. Вот откуда у всех митингующих, у тысяч и тысяч незнакомых людей такие радостные, такие вдохновенные, такие простые человеческие лица. С нами нельзя, как с быдлом. С нами нельзя говорить так, как говорят — и поступать так, как поступают. С нами надо считаться и не вешать лапшу на уши».
Это еще ответ тем, кто не понимает или делает вид, что не понимает, почему протестное движение не предлагает своей политической программы. Политики, да и многие политологи никак не могут взять в толк, что нынешнее общественное возмущение несет в себе исключительно гуманитарный заряд. А ему все шьют политический наряд.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции