Из истории Выборгской губернии
Всего четыре десятка прошнурованных пожелтевших от времени листов — аттестации, удостоверения, рапорты, наградные листы, письма — личное дело Василия Васильевича Уперова. Документы блистательного русского офицера рассказывают не только о его стремительной карьере: за неполных 10 лет — от юнкера до полковника генерального штаба царской армии, но дают представление о самом бурном периоде в истории нашего государства…
Карьера по призванию
«Прощаясь ныне с поручиком Уперовым, не могу не высказать мои сожаления об уходе этого прекрасного офицера. Энергичный, знающий и любящий службу он всегда был примером исполнения долга. Любимый товарищами и подчинёнными, заслужил уважение всех в полку, начиная с командира, и кончая последним, бывшим под его начальством стрелком…»
Слова командира 4-го Финляндского пехотного полка полковника А.Ганенфельда, написанные 28 мая 1902 года по случаю перевода поручика Уперова в другой полк, при схожих обстоятельствах будут повторять потом все его начальники. В 1910 году — командующий войсками Варшавского военного округа генерал-адъютант Скалон, в 1915 году — командир 14-го армейского корпуса генерал-майор Никитин, в 1917-м — командующий 25-й стрелковой дивизией генерал-майор Филимонов.
Уроженец Тверской губернии Василий Уперов начальное образование получил в Выборгском реальном училище. После окончания в 1898 году Киевского военного училища, он начал службу в Николай-городе (Ваза) в строевых частях старшим портупей-юнкером, где быстро дослужился до обер-офицера. Способности поручика к военному делу не остались незамеченными. Увольняясь с первого места службы, Василий Уперов от командования и товарищей на память получил лучшую при его тогдашнем статусе награду и рекомендацию — полковой офицерский жетон.
С 1906 года уже выпускник Императорской военной академии капитан Уперов несколько лет продолжал совершенствовать своё искусство ведения боя при штабах 18-й пехотной дивизии и 22-го армейского корпуса. За это время он подробнейшим образом изучал ситуацию с «восточным вопросом» на предмет возможных военных конфликтов, сотрудничал с военно-научным журналом «Сведения из области военного дела за границей», проводил разведку и рекогносцировку местности на границе со Швецией, как потенциальным противником. Параллельно в совершенстве освоил финский, шведский, французский и немецкий языки, несколько хуже норвежский и датский, принимал участие в переводе «Большой современной войны» Фалькенгаузена. По результатам своей деятельности Уперов был вне очереди назначен исполнителем работ для разведывательного отделения при штабе Варшавского ВО. По собственной инициативе и по лично собранным источникам составил военно-географический очерк о пограничной с Россией шведской области Норрботенс-лэн, изданный потом штабом войск Гвардии и Петербургского военного округа.
Сохранилась запись о факте частного разговора капитана Уперова и генерала Монкевица, в котором последний, глядя на успехи талантливого штабиста, «в марте 1912 года осведомлялся, не пожелает ли тот занять должность военного агента в Швеции, если бы ему эта должность была предложена». Неизвестно, как бы сложилась судьба Василия Уперова, стань он профессиональным разведчиком. Но его штабной богатый опыт весьма скоро пришёлся кстати — надвигался 1914 год…
На фронте
Нужно сказать, что личная жизнь Василия Васильевича складывалась не менее успешно. Ещё в начале века он в Выборге познакомился с дочерью коммерц-советника Сергеева Любовью Фёдоровной и вскоре стал зятем знаменитого выборгского купца и мецената. В 1904 году в семье родился первенец — сын Василий (в роду Уперовых по мужской линии обязательно присутствовали Васи), в 1906 году появился сын Фёдор — будущий литератор и редактор «Журнала Содружества», третьего сына в 1909 году назвали Игорем. По всему очевидно, что перспектива стать управляющим табачной или пивоваренной фабрик не прельщала подающего большие надежды офицера (бытует мнение, что не слишком ровные отношения у него складывались с богатым тестем), он стремился к карьере профессионального военного. Такой случай представился с началом Первой мировой…
Строки из аттестации за 1916 год: «Полковник Уперов за время войны выказал себя выдающимся из корпуса офицеров Генштаба. Обладая всесторонними и обширными знаниями военного дела, он — если можно так выразиться — влюблён в свою профессию, живёт и поглощён ею. Он знает решительно всё, что делается и должно делаться в дивизии, легко схватывает обстановку. Не было ни одного случая какой бы то ни было ошибки в составляемых им распоряжениях. Моя его оценка лишь самая скромная…» Подписано начальником 5-й пехотной дивизии генерал-лейтенантом Парчевским.
С самого начала войны тогда ещё подполковник Уперов принимал участие в разработке планов действий 14-го армейского корпуса, немало способствуя успехам боевых наступательных действий против германских и австро-венгерских войск. Находясь при штабе 5-й пехотной дивизии, он постоянно выезжал на передовую для корректировки, улаживания разного рода заминок и нестыковок с соседними частями. Товарищи восхищались его бесстрашием, способностью сутками обходиться без сна. Пули и снаряды удивительным образом обходили его стороной…
При всей строгости и педантичности характера Василия Уперова, в штабе о нём отзывались как о весёлом, приветливом и жизнерадостном человеке. За всю военную кампанию 1914-1917 годов полковник Уперов был награждён орденами Св.Станислава 2-й степени с мечами, Св.Анны 2-й, 3-й и 4-й степеней «За храбрость», Св.Владимира 3-й и 4-й степеней с мечами и бантом. Последние полгода на фронте он фактически командовал 99-м Ивангородским пехотным полком.
Так, на сороковом году жизни, в должности командира полка, Василий Уперов встретил революцию.
Разжалован в рядовые…
Февральские события 1917 года принесли на фронт временное затишье, и полковника Уперова отправили делегатом от офицеров 25-й пехотной дивизии в Петроград, в Таврический дворец, где заседала последняя Государственная Дума.
Как Уперов поначалу принял отречение царя и переход власти Временному правительству и исполкомам, можно судить по тексту сохранившегося приказа по полку за его подписью. Стиль приказа, датированного 10 июня 1917 года, совершенно несвойственный уставному, вероятно, на тот момент был вынужденным для его автора. Судите сами:
«Братцы! … Верьте мне, что душою я был всегда с вами, деля и яркую радость победы, и жгучую боль неудачи…
… Я земно кланяюсь вам, боевые соратники, и благодарю за доверие… Дорогие товарищи! Позволяю себе сказать вам завет: любите родину, любите друг друга и остальное приложится вам. Я верю, что вы не дадите на растерзание дорогой Родины, я верю в вашу доблесть и со спокойной душой расстаюсь с вами. Не поминайте лихом, дорогие товарищи!..
«Такой «приказ» солдатам в особых комментариях не нуждается: пока новые власти в Питере решали судьбу России, фронт буквально трещал по швам, без особых усилий разлагаемый большевиками. Важно было любыми средствами удержать служивых в окопах. Но это было уже невозможно — несмотря на явную победу России и союзников над Германией, простой окопный люд навоевался…
А после событий Октября у русского офицерства вообще опустились руки. 30 ноября 1917 года начальник штаба Финляндской пограничной сводной дивизии полковник Уперов «истребовал» недельный отпуск и отправился из действующей армии в Выборг, к семье.
За это время Советская власть отстранила от командования всех нелояльных к себе офицеров и на всякий случай перевела в состав рядовых. Видя, как всё в одночасье рухнуло, «рядовой» Уперов в январе 1918 года взял «по болезни» увольнительную на 4 месяца. По истечении срока его «уволили вовсе от военной службы по демобилизации армии». А в апреле в Выборг, уже считавшийся территорией республики Финляндия, вошли финские войска. К счастью для семьи Уперовых, их обошли стороной скорбные дни геноцида, устроенного финнами русскому населению…
В лапах контрразведки
С началом Гражданской войны русская добровольческая армия начала вербовку в свои ряды бывших царских офицеров. Тогда же в генштабе Юденича, испытывавшем острую нужду в опытных офицерах, вспомнили о незаурядных способностях полковника Уперова и в августе 1919 года пригласили вновь «послужить отечеству». Но с довольно грубой, почти ультимативной формулировкой: «Отказ его будет рассматриваться, как уклонение от исполнения воинского долга со всеми вытекающими из этого последствиями…»
Истинного патриота Уперова не надо было уговаривать идти воевать за страну под российским триколором, тем более угрожать ему. Он тотчас же дал согласие и к началу октября прибыл в Нарву, в штаб армии Северо-Западного фронта. И здесь Уперова постигло самое большое после развала Империи разочарование.
Встретивший его начальник штаба генерал Вандам уже с первых слов нанёс ему оскорбление, обвинив в пособничестве финским красногвардейцам. Как оказалось, Уперова приняли за некоего полковника Свешникова, действительно руководившего в Финляндии обороной красных. Всякие попытки объясниться не возымели действия: вместо устройства на ночлег, полковника Уперова отправили в караульное отделение, где офицеры контрразведки заставили его в письменном виде изложить весь свой послужной список.
Причину такого недоверия обосновали тем, что, якобы, брат Уперова служит комиссаром у большевиков. Что, дескать, буквально накануне 20 таких же завербованных офицеров оказались лазутчиками коммунистов и уже вздернуты на виселице. В процессе дальнейшего общения с представителями контрразведки, полковник понял, что малейшая оплошность может закончиться для него расстрелом без суда и следствия. В конечном итоге он принял здравое решение вернуться в Финляндию. После нескольких дней мытарств, Уперов добрался из Нарвы в Ревель, откуда пароходом — в Гельсингфорс. Перед отъездом, больше похожим на бегство, он всё с ним произошедшее изложил в подробном рапорте генерал-лейтенанту Гулевичу, от имени которого был приглашён на службу в белую гвардию, и с которым ему так и не дали встретиться…
Последние годы жизни Василий Васильевич Уперов проживал с супругой в Выборге, в районе Папулы, на Упсеринкату, 2 (ныне ул.Офицерская). Он часто ездил в Европу, занимался публицистикой и переводами, для русских школьников составил несколько словарей скандинавских языков. Кстати, идею издания «Журнала Содружества» для русскоязычной диаспоры в Выборге своему сыну Фёдору и его единомышленникам подсказал именно Уперов-старший. Он умер в 1932 году в возрасте 55 лет, похоронен на кладбище в Ристимяки.
До этого москальская босота в серых шинелях под руководством картавых комиссаров РУССКИМ офицерам устраивала "…школу плавания…"(в т.ч. генерала М.Степанова — героя Порт-Артура) с Обусского моста и в парке у Николаи бывало развешивала по 27 РУССКИХ офицеров за ночь. Но были и завскладами и каптёрщики, которые приторговывали казёнными кальсонами и оружием, а потом неожиданно были выбраны в солдатские советы. И никто их не учил плавать и не вешал.
Вот эту-то публику, после решения полевых судов, в расход и вывели. 147 исполненых смертных приговоров. Городская казна оплатила захоронение каждого.
Кроме москалей и картавых, белофинские "мясники" израсходовали и финских и карельских краснобандитов, которые, истязали пол-года население, в т.ч. убили 27 заложников в выборгской тюрьме — забросав камеры и коридор ручными гранатами. Эти убитые заложники погребены в кафедральном парке между церковью и библиотекой. А краснобандиты — под станцией техосмотра в Лазаревке.
Честных граждан и военных, как Упёртов, почему-то не тронули. Настоящий геноцид!
Любознательный может сравнить, как картавые чекисты разобрались с русскими на их же территории…